Курсовая работа: Международная политика Японии в конце XVI – первой половине XIX вв.
Итак, в XVI веке на бескрайних водах Мирового океана началось сотрудничество двух влиятельных морских держав Голландии и Англии – которые объединились с целью противостояния испанской Непобедимой Армаде, которая не брезговала пиратством. После открытия голландцами пути в Ост – Индию, появилось множество смелых проектов, предусматривающих плавания на Восток с целью найти новые источники обогащения. В составе одной из таких экспедиций, в планах которой было пересечение Атлантического и Тихого океанов, на голландском корабле «Лифде»* отправился в плавание штурман Уильям Адамс. Отправился для того, чтобы никогда не вернуться на родину.
Из пяти кораблей экспедиции («Гелоф», «Блойде Бодскап», «Троу», «Хоуп» и «Лифде»*) до Юго-Восточной Азии добрался только «Лифде». Судно чудом уцелело в территориальных водах, пока не достигло южных островов Японии. Местные жители встретили странников приветливо, их очень заинтересовала деревянная статуя на корме корабля*. Сняв статую, они отнесли её в храм, где оказывали разные почести, приняв за древнее японское божество. Божество это покровительствовало мореплаванию, что, по мнению японцев, и помогло чужеземцам уцелеть в дальнем плавании.
Штурмана «Лифде» немедленно арестовали и вскоре доставили во дворец на аудиенцию к Токугаве Иэясу. Сёгун благосклонно принял Адамса у себя и провёл несколько часов в беседе с ним, однако, после аудиенции Уильям вновь был заключен под стражу. Но заточение длилось недолго, ибо во время второй встречи с Иэясу Адамс попросил о встрече с экипажем «Лифде» и заявил о готовности голландцев и англичан начать торговые отношения с Японией. Как уже упоминалось, Токугава стремился к расширению торговых связей своего государства, поэтому оценил предложение Адамса по достоинству. Вскоре, англичанину было позволено встретится с экипажем своего судна, после чего Адамс был приглашен во дворец сёгуна - Токугава сделал его своим ближайшим советником; голландцы же разбрелись по японскому архипелагу и осели в разных его частях. Ни одному участнику экспедиции, включая английского штурмана, не было позволено покидать страну…
Почему?
В отличие от испанцев и португальцев, свободно перемещавшихся как по Японии, так и за её пределами, экипаж «Лифде» был вынужден обосноваться на архипелаге. И дело было даже не в том, что судно серьёзно пострадало во время экспедиции, просто за короткий срок, прошедший между прибытием в Японию католиков и появлением у её берегов «Лифде», политика сёгуна изменилась кардинально.
Сёгун больше не верил португальцам и испанцам, ибо их провокаторское поведение в стране подрывало авторитет правительства, особенно в южных регионах. Удивительно, но Токугава охотнее смирился бы с открытым и беспринципным грабежом японских богатств, чем со скрытой миссионерской деятельностью, ибо последняя таила в себе куда больше опасности. Это всё и решило: Токугава не мог отпустить экипаж голландского судна восвояси, ибо это предопределило бы новую экспансию европейцев. К тому же, сёгун рассчитывал на их помощь в строительстве флота, так как испанцы к тому времени уже исчерпали лимит сёгунского доверия.
Что же касается стремительного возвышения Адамса при дворе Иэясу, то этот факт как нельзя лучше прокомментировал испанский писатель-историк Диего Пачеко: «Уильям Адамс, английский штурман голландского корабля «Лифде», был маленькой фигурой, отбрасывающей длинную тень», ибо его прибытие в Японию в 1600 году ознаменовало вмешательство голландцев и англичан, злейших соперников Испании и Португалии. «Прибытие повреждённого «Лифде» в Бунго было случайным, но своевременным, поскольку совпало с возникновением голландской торговой компании в Ост-Индии». Адамс действительно оказался в Японии волею судеб, но в тот момент, когда его присутствие там было необходимо. Адамс в полной мере владел искусством кораблестроения, и, исповедуя протестантизм, и трудясь на верфях, не забывал подогревать подозрений Иэясу в отношении миссионеров. Корме того, англичанин стал придворным переводчиком, и даже преподавал Иэясу математику. Доверие сёгуна, дипломатическое мастерство и предприимчивость делали Адамса поистине знаковой фигурой. Уильям проявлял активность не только в судостроительных делах, но и в политике Японии: с его подачи, когда в 1609 году на архипелаг высадился торговый десант голландских моряков, Токугава предоставил европейцам право основать торговую факторию на острове Хирадо, а в 1613 году, по прибытии на архипелаг соотечественников, основал английскую факторию, успешно конкурировавшую с представителями Пиренейского полуострова. За свою активную деятельность Адамс получил большое поместье в Хэми, на юго-востоке Хонсю. Получалось, что англичанин мог добиться от Токугавы чего угодно, кроме разрешения покинуть страну.
Иезуиты, несомненно, почувствовали в англичанине сильного соперника и попытались убедить его покинуть архипелаг, хотя Адамс, при всём желании, не смог бы этого сделать. При этом коммерческое начало в нем оказалось сильнее идеологического, ибо, учитывая разногласия с католиками, он всё же не гнушался совершать для них торговые сделки. Миссионеры же, в свою очередь, вынуждены были пойти на сближение с англичанином, так как чувствовали утрату авторитета в глазах Токугавы и надеялись вернуть его при содействии ближайшего его советника. Ко всему прочему, голландцы уже прочно обосновались в Хирадо и начали вытеснять миссионеров с занятых позиций, что не добавляло оптимизма ни португальцам, ни испанцам. Но, несмотря на жадность Адамса до денег, идеологическая его сторона всё же дала о себе знать: когда испанцы предложили Иэясу составить карты японских территорий, англичанин, будучи протестантом, первым предупредил сёгуна о возможности распространения влияния католиков на всей территории Японии, как когда-то оно распространилось в Европе, Африке и на Филиппинах. Поначалу сёгун решил, что советник преувеличивает размеры грозящей опасности, однако не оставил эти слова без внимания, ибо уже давно разгадал истинные причины пребывания католиков в стране. Труд картографов, корыстным он был или нет, так и не был завершён: испанцы вынуждены были покинуть Японию в 1613 году.
С отбытием одних из главных конкурентов, англичане и голландцы не придумали ничего лучше, как начать соперничать друг с другом. Это было вызвано тем, что голландцы активно развивались как в Японии, так и в Ост-Индии, что давало им ряд преимуществ. Кроме того, англичане, вопреки предостережениям Уильяма Адамса, построили свою факторию не в Урага, как предлагал штурман, а в Хирадо, так что избежать соперничества они не могли. А так как уроженцы Туманного Альбиона изначально проигрывали голландцам в товарообороте,* они в этой гонке становились не конкурентоспособными.
Окончательный же разрыв многолетних партнёров произошёл после 1620 года, когда, вернувшись из плавания, в Хирадо умер Уильям Адамс. Первого англичанина, ступившего на японскую землю, похоронили в Хирадо. После смерти его японской жены Магомэ в 1634 году, его и её останки перезахоронили в Хэми, на могильной плите вывели стихи японского поэта, посвящённые английскому штурману голландского корабля: «О штурман, избороздивший немало морей, чтобы прибыть к нам, ты достойно служил государству и за это был щедро вознаграждён. Не забывая о милостях, ты в смерти, как и в жизни, остался таким же преданным; и в своей могиле, обращённой на восток, ты вечно охраняешь Эдо*»*14.
После смерти Уилла Адамса вражда между англичанами и голландцами усилилась. Англичане явно уступали под натиском бывших партнёров, кроме того, преемник Адамса Кокс провалил все дела фактории. Осознав свою недееспособность, англичане покинули Японию в 1623 году и даже на время ушли из Ост-Индии.
Последние годы английской фактории без Уильяма Адамса можно смело признать провальными, ибо только его активная деятельность позволяла компании держаться на плаву. Англичанин вряд ли бы допустил разрыва с голландскими коммерсантами, которые с утратой всех европейских конкурентов ничего не потеряли и даже приобрели.
Голландцы, как уже упоминалось, основали свою факторию в 1609 году и продержались на японском архипелаге дольше своих конкурентов. Они не провалили дела, как англичане, и не были изгнаны из страны, как португальцы или же испанцы, хотя, вполне вероятно, и их могла не миновать чаша сия. Но голландцам «повезло»: в 1637 году в городе Симабара (близ Нагасаки) вспыхнуло крестьянское восстание, вызванное произволом местных даймё.* И хотя восстание было, по своей сущности, антифеодальным, вследствие того, что на Кюсю уже давно укрепилось христианство, выступление крестьян проходило и под религиозными лозунгами. Более того, но* были вооружены европейским огнестрельным оружием, в котором были так заинтересованы феодалы в провинциях; это даёт возможность говорить о том, что Симабарское восстание на юге государства было в какой-то мере спровоцировано местными князьями. Так это или иначе, восстание быстро охватило большую часть Кюсю. Армия японского сёгуната в течение продолжительного периода времени не могла подавить бунт недовольных но.
Именно в тот момент, когда сёгунские войска втянулись в вязкий и безуспешный штурм главного укрепления обороняющихся – замок Хара, - и подоспела помощь голландских кораблей, которые, бомбардируя укрепление, где мужественно оборонялась 30-тысячная армия, с моря, нанесли крепости серьёзный удар, чем заметно облегчили её штурм. После кровавой расправы над восставшими, Токугава рядом указов «закрыл» страну, выдворив из неё оставшихся португальцев (испанцы и англичане покинули Японию раньше). Торговые отношения с иноземцами запрещались, исключение было сделано лишь для китайцев, сиамцев и голландцев единственных европейцев, которые сохранили право пребывания в Японии. Для них, равно как и для китайцев с сиамцами, был открыт торговый порт Нагасаки.
Итак, голландцы, лишившись основных конкурентов на коммерческом поприще, фактически монополизировали торговлю в Японии. Как уже упоминалось,* голландцы, на тот момент, доминировали в Ост – Индии, что давало им свой козырь: мощный и стабильный товарный поток. Наличие открытого для голландских кораблей дважды в год порта Нагасаки тоже позволяло голландцам чувствовать себя спокойно.
Однако при всех этих существенных «плюсах», были и свои «минусы».
Голландцы, в отличие от своих предшественников-миссионеров, чувствовали себя в Японии отнюдь не вольготно, даже после того, как остальные европейцы покинули страну и у голландцев, по сути, были развязаны руки. Но члены дома Токугава, становившиеся сёгунами после кончины Иэясу, твёрдо уяснили для себя, что давать волю чужеземцам опасно. Поэтому голландцы, согласно установленному в стране режиму, тоже попали в своеобразную изоляцию. Спустя 4 года после Симабарского восстания, голландцев заставили покинуть свою факторию в Хирадо и переселили их на остров Дэсима в бухте Нагасаки, куда как раз и прибывали голландские и китайские корабли. Дэсима фактически стала единственным японским «окном в Европу (и, в целом, в мир)».
Кроме того, голландские купцы ежегодно должны были предоставлять сёгуну доклады обо всём, что происходит за пределами Японии. Купцам не по душе были аудиенции при дворе сёгуна, не устраивало их и принуждение составлять отчёты о событиях, происходящих вне Японии. Однако при всём этом, подобные приёмы и доверие сёгуна позволяли европейцам утвердиться во мнении, что они не последуют за испанцами и португальцами. Японское правительство поощряло не только коммерческую, но и научную деятельность иноземцев: они переводили на японский язык голландские книги по астрономии, навигации, кораблестроению, математике, медицине, географии, ботанике и т.д. На протяжении всей своей 2-хвековой изоляции Япония активно заимствовала европейские научно-технические знания и навыки, при этом, пресекая на корню проникновение любого идеологического влияния в страну – сёгунат всерьёз опасался нового «брожения умов», которое могло бы сломать феодальные устои в обществе.
Голландцы стали покидать Японию, начиная с XIX, но отбытие их было вызвано не только отсутсвием каких-либо свобод. Несомненно, притеснения иностранцев в Японии, вызванные ужесточением политического курса, сыграли одну из определяющих ролей в том, что голландцы покидали страну. Но был и другой фактор: голландцев больше не прельщала возможность обогатиться за счёт Японии. Об этом свидетельствует уменьшение интенсивности товаропотока в страну*: если в первые несколько лет своего пребывания в Японии голландцы вывозили оттуда золото и серебро, а, напротив, ввозили товаров более чем на 4 миллиона японских кан, то уже в первой половине XVIII века было ввезено товаров чуть меньше, чем на 1,5 миллиона японских кан. В преддверии же XIX века голландцы импортировали в Страну Восходящего Солнца товаров на 593 839 тысяч кан.
Снижение интенсивности потока товаров объясняется двумя факторами. Во-первых, порт Нагасаки принимал иностранные суда лишь дважды в год, что не могло обеспечить большого количества товаров. Во-вторых, голландцы, вывозившие из страны золото и медь, в свою очередь, ввозили в неё сахар, шёлк и прочее. Однако вскоре японцы научились самостоятельно изготавливать необходимые товары, и, посему, не было нужды их импортировать. Подобное само обеспечение и способность адаптировать всё новое определили экономические особенности периода изоляции страныß.
Голландцы остались не у дел: и если с 1609 по 1709 годы Японию посетили 480 торговых судов, то с 1709 по 1809 годы – только лишь 70. Однако голландская фактория продолжала своё существование вплоть до 1854 года, хотя страна целиком погрузилась в изолированное состояние.
Часть II. Япония в период международной изоляции Глава I. «Закрытие» и «открытие» страны
Существует мнение, что механизм выработки внешней политики Японии подвергается перестройке в процессе осуществляемого в стране реформирования политической системы6.
Данное высказывание относится к современной Японии, однако, вне всяких сомнений, применимо оно к Японии средневековому периоду.
Изменение курса внешней и внутренней политики Средневековой Японии в XVII веке невозможно рассматривать без учёта изменения системы управления страной. С установлением сёгуната ситуация в стране изменилась, произошли изменения и во внешней политике.
Сёгун, - как пишет в своей работе «История сёгуната в Японии» В.М. Мендрин, - слово не японское; это укороченное японизированное китайское выражение «сэйи тайсёгун» - «предводитель войск». «Наследственно военные роды, захватившие верховную власть в свои руки, которые правили по своему усмотрению, не считаясь с императором. Они довольствовались лишь титулом сёгуна, оставив императору его титул, который для них не значил ровным счётом ничего. Сёгуны были правителями всей страны, императоры же в их руках были лишь игрушкой, оставаясь не у дел, что дало европейцам, не знавшим ещё истинного положения вещей в Японии, решить, что в стране два императора: один светский – сёгун, другой духовный – микадо. На самом же деле ничего подобного не было. В Японии был один император – микадо, сёгун был военачальником, имевшим свои войска и располагавшим ими по своему усмотрению»10. Путаница возникала довольно часто; европейцам долго не удавалось разобраться в тонкостях системы власти в Японии. Англичанин Уилл Адамс, после своей первой аудиенции у Иэясу, написал в своём дневнике: «12 мая 1600 года я прибыл в город, где проживал великий король, который задал мне ряд вопросов: откуда мы родом, что побудило нас отправиться в столь далёкое путешествие и прибыть в его страну». Адамс ошибся: в 1600 году Иэясу не был ни императором, ни сёгуном.
Сёгунский режим просуществовал в Японии до второй половины XIX века, и воспринимался он двояко: с одной стороны, ужесточилась внутренняя политика государства, особенно пострадало низшее крестьянство – но. С другой стороны, жёсткие рамки режима и присутствие во главе Японии сильных, харизматичных правителей способствовали объединению страны.
