Дипломная работа: Избирательная система Великобритании
Можно было бы и дальше распространяться о недостатках общественного устройства, которое, однако же, обеспечивает бесплатное медицинское обслуживание и среднее образование, а также в полном объеме пособия по старости, болезни, инвалидности, бедности и безработице. Но и тут, видимо, срабатывает “фактор Блэра”: избиратели не ставят в вину правительству все эти недостатки. Так почему на июньских выборах лейбористское правительство избежало наказания?
Одна из возможных причин – разочарование британских избирателей в альтернативе. Уильяма Хейга, весьма молодого лидера Консервативной партии, преемника Джона Мейджора, население просто-напросто не поняло и не оценило. Человек одаренный, красноречивый, остроумный, он не сумел осуществить прорыв и уже подал в отставку. В настоящее время у тори нет лидера. Вторая возможная причина – стабильное экономическое положение, низкая безработица и рекордно низкие процентные ставки, при которых легче, чем когда-либо раньше, продавать и покупать недвижимость, подниматься вверх по общественной лестнице, брать кредит, чтобы обставить дом. Исчез страх в любую минуту лишиться работы, хотя в США вырисовывается угроза экономического спада, а его последствия могут сказаться и на британской занятости. Так что британские избиратели довольны – они отнюдь не расположены голосовать за перемены, ровный ход вещей вполне их устраивает.
Этим и объясняется беспримерно низкая явка избирателей на последних выборах – менее 60%. На выборах в парламент этот показатель обычно превышает 70%, а то и поднимается за 80%. По мнению многих экспертов, это тревожная тенденция, симптом безразличия к политической жизни. Можно, конечно, утверждать: раз не голосуешь, то и право критиковать тоже теряешь, но такова уж природа британской системы “чей перед, тот и берет”, согласно которой правящая партия, в данном случае Лейбористская, может получить в Палате общин 63% мест, набрав всего лишь 41% от общего числа поданных голосов. Если учесть не явившихся к урнам избирателей, это означает, что за лейбористов проголосовали всего 24% от общей численности электората, то есть менее одной четверти. Можно представить дело и так, что это не лейбористы выиграли, а консерваторы проиграли, однако Тони Блэр все равно остается во власти еще на четыре года и, располагая в Палате общин большинством почти в 170 мест, может провести едва ли не любой угодный ему закон, лишь бы тот не очень нервировал левое крыло его партии. Он легко подавит мелкие бунты, но должен держать ухо востро в отношении серьезных восстаний. В прошлом месяце он уже получил небольшое предупреждение. Его парторганизаторы попытались сместить двух председателей специальных комитетов: те выказали достойную восхищения независимость в подходах соответственно к транспорту и иностранным делам. Рядовые парламентарии-лейбористы пришли в ярость и проголосовали против смещения, так что правительство мигом восстановило председателей на постах. Да и реформированная Палата лордов станет, судя по всему, главным препятствием на пути осуществления политических амбиций Блэра. Она успела доказать, что способна чинить пусть временные, но зато основательные помехи. Законопроект о запрете охоты на лис ожидают в Палате лордов большие неприятности.
Сама по себе избирательная кампания особой новизной не удивила. Лейбористы везде сохранили лидерство, а избирателей не воодушевили главные пункты программы консерваторов: дальнейшее снижение налогов, противодействие замене фунта на евро и усиление контроля при предоставлении статуса беженца. Во всем этом был привкус ксенофобии, что, согласно ряду источников, и вызвало частные расхождения в штаб-квартире тори, где кое-кто потребовал уделить больше внимания улучшению работы общественных служб. Партийные боссы перемещались по стране в своих “боевых автобусах” или на арендованных вертолетах, выступали без подготовки и время от времени “ходили в народ” (со всем сопутствующим риском нарваться на реальных людей с реальными причинами для недовольства). Кого-то забрасывали яйцами, противники обменивались ударами, а партийно-политические передачи по радио и на телевидении воспринимались без всякого энтузиазма.
Агитация по телефону, особенно в “колеблющихся” избирательных округах, приобрела новые формы. Партийные добровольцы названивали потенциальным сторонникам, в полной мере был задействован Интернет – впервые для подобных целей и в подобном объеме. Каждая крупная партия имела свой сайт, и он работал во всю для привлечения средств, выявления сторонников, передачи новостей и предоставления аудиовизуального доступа на пресс-конференции. Партии впервые в истории поддерживали столь тесную связь со своими кандидатами, да к тому же предлагали на продажу товары с партийной символикой – майки, воздушные шарики, кружки и т.д. – и текстовые сообщения, которыми молодые люди могли обмениваться по мобильному телефону. Другим новшеством стало появление на экране компьютера прямоугольной рамки, в которой можно было набить почтовый индекс и в ответ получить изображения общественных благ, которыми был якобы осыпан район, – новой больницы, дороги или школы. Довольно значительное число добивавшихся переизбрания парламентариев обзавелись (тоже впервые) собственными web-сайтами и, хотя большей частью перепрофилировали последние на демонстрацию своих парламентских достижений (кстати, на время избирательной кампании парламент распускается, так что они, строго говоря, уже не являлись его членами), все равно получили очевидное преимущество над другими кандидатами, web-сайта не имевшими. Тут случилась несомненная предвыборная накладка, и в этой области следует пересмотреть британское законодательство о выборах, разработанное и принятое еще в доинтернетовскую эпоху.
При любом пересмотре следует иметь в виду вот что еще. На этот раз избиратели имели куда больше возможности голосовать по почте, то есть посылать заполненные бюллетени, а не являться лично на пункт голосования. В связи с этим задумались над проблемой – можно ли голосовать по Интернету, если он будет надежно огражден от вмешательства со стороны. Количество личных компьютеров по сравнению с количеством служебных все еще невелико, но оно растет, а вместе с ним – и объем требований голосовать по Интернету. Если по сети можно спокойно приобрести товары, то почему нельзя проголосовать?
Сегодня рядовым консерваторам, а их в стране порядка 300 тысяч, придется выбирать между тем, кого они не знают, и тем, кто им не нравится. Первый – некто Иэн Данкан Смит, подавшийся в политику бизнесмен, гвардейский офицер в прошлом; он неожиданно добился хороших результатов на первом этапе голосования. Независимый во взглядах представитель правого партийного крыла, он скептически относится к объединенной Европе, стало быть, выступит против перехода Британии на евро, полагая, что введение единой валюты причинит неприемлемый ущерб национальному суверенитету. Он входит в группу консерваторов-парламентариев, голосовавших против Маастрихтского договора, который подписал Джон Мейджор, будучи премьер-министром. Смит вдумчив, сдержан, нередко тушуется – ему еще предстоит явить миру искусство игры на публику. Он выступает от имени партии главным образом по вопросам социального обеспечения и обороны, но ни разу не занимал пост министра. Однако он пользуется поддержкой ряда влиятельных тори, включая лорда Теббита, и вполне может победить, поскольку большинство консерваторов питают антиевропейские настроения, а это – решающий фактор. Его недоброжелатели говорят, кивая на Уильяма Хейга: “Стоит ли менять одного лысого реакционера-неудачника на другого?”
Соперником Смита является Кеннет Кларк, единственный тори, способный вызвать симпатию широких кругов рядовых избирателей, которым нравятся его непринужденные манеры, компанейство и любовь к пиву, джазу и наблюдению за птицами в естественных условиях. Кларку шестьдесят два года, у него богатый опыт работы в кабинете министров – он возглавлял министерства здравоохранения, образования и внутренних дел, был канцлером казначейства, то есть министром финансов. Уступив руководство страной лейбористам, тори заявили, что их распорядитель государственной казной оставляет последним “золотое наследство” в виде процветающей экономики с низкими процентными ставками и уровнем безработицы. Тогда Кларк ходил в героях. В 1997 году он баллотировался в лидеры партии, но, хотя был у широких масс куда популярней Уильяма Хейга, проиграл последнему в основном потому, что к этому времени “охвостье” консерваторов в Палате общин в подавляющем большинстве настороженно воспринимало объединенную Европу.
С этим у Кларка и по сей день проблемы: он безоглядный еврофил и долгое время принципиально стремился заставить работать на Британию ее членство в Европейском союзе. Он считает, что в надлежащих условиях – если будут удовлетворены все пять предварительных требований, выдвинутых нынешним канцлером казначейства, – Великобритании следует стать частью объединенной Европы. Многие тори не в состоянии переварить такую позицию: они могут признавать достоинства Кларка, но никогда не смирятся с тем, что, на их взгляд, явится поглощением Британии Европейской федерацией. Кларк заверил, что сформирует сбалансированный теневой кабинет и обеспечит свободу голосования на референдуме о евро.
Однако сам референдум, до которого остается около двух лет, ставит еще одну проблему. Если лидером консерваторов будет Данкан Смит, он возглавит партию оппозиции и получит на проведение кампании европейские деньги и гранты. Если же лидером будет Кларк, он вполне может согласиться с Блэром (и с проевропейской третьей партией, либерал-демократами во главе с Чарлзом Кеннеди) в том, что Британия должна полностью войти в Европу. Тогда от противников евро останется лишь объединение двух “охвостьев”, правого и левого, в то время как три крупнейшие партии официально выступят в поддержку единой европейской валюты. Но даже и в этом случае британцы могут не последовать рекомендациям своих лидеров. Если страна скажет “нет” – а в Дании и Ирландии референдумы по европейским проблемам вызвали крестьянские волнения, – Данкан Смит получит надежный плацдарм для борьбы за возвращение тори во власть на очередных выборах, поскольку никакое правительство не в силах заставить Британию сделать то, против чего высказался ее народ. Кларку же любой исход не сулит ничего хорошего. Скажет народ “да” европейской валюте – многие тори заявят, что в этом виноват он, он предал их интересы. Если народ скажет “нет”, это ударит по его авторитету проевропейского политика и лидера партии. Пойдут разговоры, что он не владеет положением и не надо было его выбирать. Так что исход следующих выборов – а при таком подавляющем лейбористском большинстве в Палате общин тори рискуют проиграть третьи выборы кряду – в сильной степени будет зависеть от результатов референдума по евро. Идеальным раскладом был бы такой: Кларк становится лидером, народ голосует за евро, и Кларк обращает свою популярность у избирателей в политический капитал, махнув рукой на крайне правых в своей партии, поскольку они все равно никогда не бывают довольны. Это хотя бы даст тори шанс выиграть выборы 2004–2005 годов. Старая поговорка гласит, что выборы не выигрываются оппозицией, но проигрываются правительством, поэтому в не столь уж далеком будущем Блэр может утратить харизму.
На референдуме по евро существенную поддержку Блэру окажет Чарлз Кеннеди, молодой лидер либерал-демократов, избранный в 1999 году преемником Падди Эшдауна. Этот трезвомыслящий, скромного вида шотландец наделен даром остроумия, благодаря которому его приглашали в многочисленные радио- и телеигры в ту пору, когда он еще не был серьезной фигурой. На выборах он выказал себя весьма успешным агитатором, что было несколько неожиданно – его порицали за чрезмерную сдержанность, – и сумел увеличить для своей партии и число мест, и процент голосов. В 1992 году от Либерально-демократической партии в Палате общин заседали 20 человек, в 1997-м уже 46, а в 2001 году их число возросло до 52. Эта партия хорошо представлена в Шотландии и Уэльсе и играет на парламентских выборах заметную роль, о чем Блэр никогда не забывает. Поддержка либерал-демократов на референдуме будет ему жизненно необходима. У них сильны позиции по правам человека, межрасовым отношениям и помощи странам “третьего мира”, они сторонники просвещенного капитализма. Лейбористская партия под руководством Блэра сблизилась с либерал-демократами, причем последние были особенно довольны передачей властных функций правительствам Уэльса и Шотландии. Блэр также ослабил традиционные связи между лейбористами и профсоюзами, и теперь его формулу правления можно в общих чертах определить как либеральный капитализм. Поэтому либерал-демократы часто не находят причины критиковать новых лейбористов и избирают мишенью своих нападок консерваторов, каковые нередко выступают их главными соперниками в избирательных округах.
Либерал-демократы давно агитируют за введение пропорционального представительства в парламенте Соединенного Королевства – в той или иной форме оно уже имеется в шотландском парламенте, ассамблеях Уэльса и Северной Ирландии, лондонской ассамблее и Европейском парламенте в Страсбурге, о котором часто и, как считают некоторые лица, заслуженно забывают. Блэр туманно обещал провести референдум по избирательным системам и даже учредил комиссию под председательством Роя Дженкинса, чтобы та рекомендовала наиболее подходящую систему для выборов в Вестминстер, однако нет и намека на близкое внедрение этой системы. В манифесте лейбористов говорилось о том, что новое правительство “изучит опыт применения новых систем… для оценки целесообразности внесения изменений в порядок выборов в Палату общин”. Утверждая, что любому изменению непременно будет предшествовать референдум, авторы манифеста забывают пообещать таковой – и правильно, зачем он нужен? Когда партия вторично получает в парламенте значительное большинство мест, набрав всего четверть голосов электората, изменение избирательной системы ей ни к чему. В 1980–1990-е годы консерваторы держались такой же точки зрения – тогда они извлекали выгоду из мажоритарной системы. Подавляющее большинство в Палате общин позволяет любому правительству проводить желаемые изменения, что хотя бы уберегает его от бездействия. Противники того, что порой именуется “честными выборами”, утверждают, что такие выборы парализовали бы британское правительство и обеспечили Либерально-демократической партии постоянное место в правительстве в коалиции с правыми или левыми – и с решающим голосом, хотя из трех главных партий именно либерал-демократов поддерживает наименьшее число избирателей. Сторонники “честных выборов”, естественно, утверждают, что любое согласие партнеров по “большой коалиции” непременно будет консенсусом, выражающим волю подавляющего большинства избирателей. Я предчувствую, что система выборов в парламент Соединенного Королевства не претерпит изменений. Введение системы “списков” по регионам для обеспечения пропорционального представительства в Европейском парламенте обернулось сплошным разочарованием и массовой неявкой на выборы: большинство избирателей ощутили, что их представители, депутаты Европарламента, отдалились от них еще основательней и утратили существенные связи со своим округом и избирателями, связи, которые сохраняла предшествующая система.
Разумеется, у британской политики есть много других направлений. Северная Ирландия по-прежнему представляет собой арену варварской схватки, где наделенные властью государственные структуры балансируют на острие ножа. Простые люди, в отличие от экстремистов, стремятся к необратимому прекращению состояния войны и установлению такой власти, которая представляла бы все слои населения и принимала в расчет все фракции общества. Экстремисты от политики и религии продолжают, однако, дудеть все в ту же дуду, а верность собственным лагерям лишь подчеркивает бессмысленное взаимоистребление лоялистов и республиканцев. Насилие поджидает за каждым углом, и доверия нет как нет. Избиратели на острове Великобритания большей частью изрядно устали от всего этого, хотя и не потеряли надежды на то, что из политики удастся убрать перестрелку и северо-ирландская ассамблея сможет наконец заняться проблемами здравоохранения, образования, транспорта и гражданских свобод. Еще рано судить, насколько искренен отказ ИРА от вооруженных методов борьбы и готовы ли юнионисты-протестанты принять ее заверения, даже подтвержденные незаинтересованной стороной.
Внешняя политика Британии едва ли будет меняться: поддержка ООН, поддержка НАТО, поддержка расширения Европейского союза на восток и сохранение особых трансатлантических связей с США. Неожиданная замена Робина Кука с его концепцией “нравственного измерения” во внешней политике на Джека Стро не предвещает смены ориентиров. Блэр, видимо, в целом поддерживает американскую программу НПРО, хотя не желает в этом открыто признаться. Британские военные подразделения активно участвуют в операциях на Балканах и в Сьерра-Леоне, а британские интересы за рубежом лейбористы будут защищать не менее жестко, чем это делали консерваторы. Предполагать, что отношения с Россией не будут улучшаться и впредь, нет никаких оснований. В наше время главы государств и правительств так часто встречаются на разного рода форумах (причем “спутниками” их встреч неизменно выступают “зеленые” и слезоточивый газ), что между ними быстро устанавливаются личные отношения. В век Интернета, прямых линий связи и конференций “в верхах” порой задаешься вопросом: зачем государства содержат такие армии дипломатов? Не так давно встречи президентов или премьер-министров происходили нечасто, и великие события – “дипломатия на высшем уровне” – получали в прессе самое подробное освещение. Теперь же текущие сообщения о саммитах Европейского союза или конференциях стран Содружества вызывают меньше интереса, чем отчеты о заседаниях Палаты общин.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18
