Дипломная работа: Избирательная система Великобритании

Главное, что упускали из виду лейбористские политики и идеологи, — это растущее и все более очевидное несоответствие централизаторских, “этатистских” установок лейборизма тому состоянию умов и общественных настроений, которое стало пре­обладающим на рубеже 70—80-х годов. Форма, в которой осуществлялись такие объективно прогрессивные меры, как национализация, расширение сферы государственных социальных услуг, привела к невиданному ранее росту бюрократии, стимулировала процесс бюрократизации всей общественно-политической жизни. Неудивительно, что подобное явление стало вызывать все более широкое обществен­ное недовольство, одним из проявлений которого стало резкое снижение популярности национализации. Основная масса электората стала относиться к партии, как к организации, ориентирующейся скорее на прошлое, нежели на будущее.

Однако, и для правящей партии тори время после выборов 1979 года не было легким, кредит доверия стал постепенно утрачиваться в связи с тем, что ситуация в стране оставалась довольно напряженной. Основными проблемами оставались инфляция и безработица, особенно среди молодежи. Несмотря на спад рабочего и профсоюзного движения после “горячей зимы” 1979 года и отсутствие активных действий с его стороны, социальная напряженность в стране нарастала. Это происходило постепенно и к лету 1981 году вылилось в необузданные молодежные бунты, особенностью которых явилось полное отсутствие какого-либо организованного начала. Бунты 1981 года нанесли серьезный удар по престижу правительства и его главы, но одновременно они продемонстрировали и весьма низкий потенциал активного общественного противодействия политики правительства. Никакой цепной реакции они не вызвали. Напротив, нецивилизованный характер поведения их участников вызывал у большинства англичан осуждение. Тем не менее на фоне этих драматических событий, а в какой-то мере и под влиянием их стало быстро расти и принимать угрожающие размеры для Тэтчер и до того достаточно высокая волна общего недовольства политикой правительства и его главы.1981 год стал годом рекордной непопулярности и консервативной партии, и премьер-министра. Осложнял ситуацию и тот факт, что внутри кабинета отсутствовало единство по кардинальным, стратегическим вопросам правительственной политики. Однако, премьер-министр обладала группой единомышленников в кабинете и правительстве, ее поддерживали финансовые круги (правда, эта поддержка никак не афишировалась). Сторону М.Тэтчер также взяли некоторые из наиболее влиятельных средств массовой информации. Обычно умеренно-консервативная “Таймс” с переходом ее в конце 70-х годов к магнату Руперту Мёрдоку почти тут же заняла жесткую, протэтчеристскую линию практически во всех вопросах внутренней и внешней политики. С таких же позиций выступала и купленная им еще раньше газета “Сан” - одна из самых многотиражных газет страны. Линию премьера активно поддержали и такие влиятельные традиционно консервативные газеты, как “Дейли телеграф”, “Санди телеграф”, еженедельник “Спектейтор”. Несколько особняком от “протэтчеристской” печати стояли такие солидные издания, как “Файнэншл таймс” и “Экономист”. Стремясь соблюдать дистанцию, они в то же время не давали ни малейшего повода считать их выразителями взглядов умеренных тори (бывших противниками жесткого курса Тэтчер в правительстве), которые так и не смогли обрести свой собственный голос в средствах массовой информации. Что же касается печати, поддерживавшей лейбористов, либералов и социал-демократов: “Обсервер”, “Гардиан”, а также еженедельники “Нью стейтсмен”, “Нью сосаяти”, “Дейли миррор”, то их совокупный тираж заметно уступал тиражу перечисленных выше изданий, а также, им так и не удалось перехватить инициативу у “протэтчеристских” газет и журналов. Таким образом, несмотря на ухудшавшееся социально-экономическое положение страны и растущую непопулярность правительства и премьер-министра инициатива в “пропагандистской войне” прочно удерживалась тэтчеристами.

К тому же правительство одновременно стремилось не обострять ситуацию и не идти напролом там, где это могло обернуться невосполнимыми экономическими потерями, либо серьезным социальным конфликтом. Тэтчер и ее правительству необходима была хотя бы видимость социального мира. Именно поэтому правительство, например, очень быстро пошло на перемирие с шахтерами в 1981 году, когда, объявив о намерении закрыть ряд нерентабельных шахт, оно осознало, что просто так профсоюз горняков не уступит и что предстоит длительная борьба, исход которой отнюдь не предопределен[56]. Решение о закрытии шахт было взято обратно, и ситуация быстро разрядилась. А весной 1982 года, когда некоторые комментаторы обсуждали, сможет ли Тэтчер сплотить партию и одержать победу над лейбористами на новых выборах, вспыхнул “фолклендский кризис”. И как показали последующие события от того, как правительство консерваторов отреагирует на это испытание, зависела во многом его дальнейшая судьба и победа на предстоящих выборах. Кризис разразился 2 апреля 1982 г, когда на Фолклендские острова высадились аргентинские войска. Этому предшество­вал приход к власти в стране в декабре 1981 г. военной хунты во главе с генералом Галтиери, установившим режим жесточайшей диктатуры. Но еще задолго до этого аргентинские власти проявляли растущее нетер­пение в затяжных переговорах с британской стороной, тщетно добиваясь существенных уступок от нее и в области суверенных прав на острова, и непосредственного их освоения и эксплуатации[57]. Свое право на острова аргентинская сторона обосновывала тем, что до окончательного захвата их Англией в 1833 г. они длительное время принадлежали Аргентине. Британская сторона в свою очередь заявляла, что, поскольку на островах проживают лишь выходцы из Великобритании, желающие сохранить свое прежнее подданство, “исторические права” Аргентины не обоснованны, и потому речь может идти лишь о тех или иных частичных уступках. Еще в июле 1981 г. британская разведка предупреждала правительство, что, если Аргентина “будет сильно разочарована ходом переговоров, возникнет риск того, что она прибегнет к силовым приемам решения проблемы, причем сделает это внезапно и без предупреждения”[58].

Несмотря на такого рода сигналы, министерство иностранных дел продолжало делать ставку на мирное решение спора и лишь затягивало переговоры. Принятая  министром иностранных дел лордом Каррингтоном в сентябре 1981 г. установ­ка на то, чтобы вести переговоры, не определяя границы возможных уступок, сохранялась, и это еще более запутывало ситуацию. И даже после того, как в феврале 1982 г. зашедшие в тупик переговоры были прерваны, а на одном из островов высадилась аргентинская команда якобы для сбора металлолома (что явно было сделано с целью прощупать реакцию англичан), никаких серьезных шагов с британской стороны не последовало.

Неожиданное вторжение аргентинских войск на острова буквально взорвало политическую атмосферу в стране. Лорд Каррингтон и министр обороны Джон Нотт тут же подали в отставку. Однако Тэтчер настояла на том, чтобы Нотт остался на своем посту. Каррингтон же, несмотря на все уговоры Тэтчер, не изменил своего решения, взяв, таким образом, на себя всю полноту ответственности за допущенные промахи.

В противоположность поведению до 2 апреля реакция британской стороны на вторжение оказалась необычайно быстрой и энергичной. Через Совет безопасности ООН в спешном порядке была проведена резолюция, осуждавшая действия Аргентины, получена поддержка от Европейского Сообщества, начались интенсивные консультации с Соеди­ненными Штатами, некоторыми латиноамериканскими государствами. Были прозондированы и возможные способы мирного решения конфлик­та. Однако чем дольше новый министр иностранных дел Пим и его министерство занимались этим “зондажем”, тем большее недовольство это вызывало у тех, кто хотел как можно быстрее перейти от слов к делу.

Судя по действиям премьер-министра, она не сомневалась в том, что никакого иного способа решить проблему, кроме применения силы, в сложившихся условиях не существовало. Поэтому не препятствуя поискам мирного решения, которые призваны были показать готовность Британии к переговорам, она с первых же дней после оккупации островов встала на путь подготовки крупномасштабной военной операции. Уже в первый день после вторжения она провела через кабинет решение о формировании экспедиционного корпуса для посылки в район конфлик­та. Почти одновременно она создала военный кабинет для стратегичес­кого планирования и руководства военными действиями. В состав каби­нета, который возглавила она сама, вошли министры обороны и ино­странных дел Нотт и Пим, заместитель премьера Уайтлоу и председатель партии Паркинсон. На заседаниях комитета постоянно присутствовали также начальник Генерального штаба адмирал флота сэр Теренс Левин. Именно к его советам и рекомендациям Тэтчер прислушивается более всего. Постоянные контакты устанавливаются ею с командующим воен­но-морскими силами сэром Генри Личем, другими высокопоставленными военными. Примечательно, что в число членов военного кабинета не был включен даже министр финансов Хау, причем мотивом такого решения было, как отмечает в своих воспоминаниях Тэтчер, стремление иметь полную свободу рук в вопросах финансирования кампании и избежать возможных возражений главного держателя государственного кошелька.

Начало активным военным действиям было положено неожиданным торпедированием 2 мая 1982 г. британской подводной лодкой аргентин­ского крейсера “Генерал Белграно”, в результате которого корабль затонул, погиб 321 член его экипажа. Нападение было непосредственно санкционировано М. Тэтчер и военным кабинетом, торпедирование “Белграно” развеяло все иллюзии относительно невоенных способов урегулирования конфликта, и теперь ничто уже не могло предотвратить прямого вооруженного столкновения сторон. Спустя два дня аргентинскими морскими силами был потоплен британский эскадренный миноносец, 21 член его экипажа погиб, и десятки других были ранены.

Несмотря на отдельные голоса, “примиренцев” и те или иные оговорки, касавшиеся в основном отношения к переговорам, фактом оставалось то, что посылку экспедиционного корпуса одобрили все представленные в парламенте партии и “военный кабинет” Тэтчер стал фактически выступать как выразитель общенациональной воли. Своим политическим инстинктом Тэтчер чутко уловила набиравшее силу недовольство британцев снижением престижа и авторитета страны в мире, их нежелание смириться с ролью второстепенной и даже третье­степенной державы в мировом сообществе, превращением “Великой Британии” в “Малую Англию”. Большинство населения страны воспринимало вспыхнувший конфликт не столько как столкно­вение двух противников, не поделивших между собой конкретную территорию, сколько как вызов национальному достоинству, попытку унизить “великую нацию” и заставить ее склонить голову перед фашист­вующим диктатором. Именно такой политический и психологический контекст сделал фолклендский конфликт событием, значение которого вышло далеко за рамки чисто военного эпизода[59].

Твердость и высокий профессионализм военно-политического руко­водства и оперативного командования обусловили быстрое продвижение экстраординарного экспедиционного корпуса, который уже к середине мая, преодолев расстояние в 8 тыс. миль, достиг театра военных действий. Существенная помощь в снабжении, предоставлении разведывательных данных и средств транспорта, базирования и связи была оказана американскими вооруженными силами. Немалую роль сыграла и политическая поддержка, оказанная Тэтчер и ее правительству Соединен­ными Штатами и странами Западной Европы.

25 апреля у аргентинцев был отобран о. Южная Джордания. После ряда успешных маневров 21 мая был осуществлен десант в порте Стэнли, главном опорном пункте архипелага. Сопряженная с немалым риском, эта операция прошла на редкость успешно. Поддержанный с моря и воздуха десант довольно быстро сломил сопротивление аргентинских войск и, водрузив британский флаг над административным центром, восстановил британский суверенитет над архипелагом.

Блистательно завершенная операция при минимальных потерях (255 убитых с британской и 650 с аргентинской стороны) серьезнейшим обра­зом повлияла на политическую ситуацию в стране. “Фолклендский фактор” на несколько месяцев как бы заслонил собой большинство других факторов и обстоятельств, определявших внутриполитический климат в стране, и обеспечил консерваторам лидирующее положение в общественном мнении. Если в конце 1981 г. рейтинг консерваторов и Тэтчер, согласно опросам, составлял всего 27 и 25%, то сразу же после фолклендской операции он подскочил соответственно до 48 и 59%[60].

Для понимания роли и значения операции по освобождению Фолкленд­ских островов важно иметь в виду, что вся эта акция была проведена не просто как чисто военная, но и как политическая. Тот факт, что органи­зовавший вторжение на острова аргентинский режим был авторитарного, полуфашистского толка, придал этой акции в глазах многих англичан оттенок “освободительной миссии”.

в ходе фолклендского конфликта и в последующий за ним период, особенно остро обнаружилось ослабление влияния лейбори­стов в массах, тогда как партия консерваторов и ее руководство сумели обернуть в свою пользу подспудно накапливавшееся в мас­сах недовольство снижением престижа и авторитета страны в мире, ее роли в мировых делах. Пребывавший какое-то время в скрытом виде идейно-политический кризис лейбористской партии перерос в это время в открытый кризис доверия.

Хотя срок полномочий парламента истекал лишь весной 1984 года, Тэтчер и ее ближайшие советники предпочли назначить выборы годом раньше и итоги состоявшихся 9 июня 1983 г. всеобщих парламентских выборов достаточно точно зафиксировали сложившееся в 1982—1983 гг. соотношение партийно-политических сил в стране, дис­баланс, который обнаружился во влиянии двух главных полити­ческих партий, раскол, происшедший в лагере оппозиции.

 В то время как консерваторам удалось сохранить достигнутый в 1979 г, уровень поддержки (доля полученных ими голосов сократилась всего на 1,4 % — с 44,9 до 43,5 %), процент голосов, поданных за лейбористов, уменьшился до небывало низкой отметки — 28,3 %. Если уровень поддержки в 1979 г, (37,8 %) был рекордно низким за весь послевоенный период, то результат 1983 г. — самым низким с 1918 г. Величина же падения доли голосов в сравнении с предыдущими выборами самая значительная за всю историю партии. Что касается партий Альянса, то они получили 26 % голо­сов, почти в 2 раза больше, чем удалось завоевать либералам в 1979 г (13,8%) и всего на 2,3% меньше, чем было подано на этот раз за лейбористов[61].

Таким образом, фактически голоса оппозиции консерваторам оказались расколотыми почти поровну между “старой” лейбо­ристской партией и новым центристским блоком. Правда, что касается распределения мест в парламенте, то благодаря сущест­вующей мажоритарной системе лейбористы смогли удержать за собой подавляющее число мест на скамьях оппозиции (209 при всего 23 у партий Альянса).

Однако никакая избирательная система не могла замаскиро­вать тот факт, что лейбористская партия оказалась на грани катастрофы, что ее избирательный корпус сузился до крайних пределов и что под вопрос поставлена сама способность партии оставаться потенциально правящей.

Серьезность ситуации, в которой очутилась партия, станови­тся особенно очевидной при анализе итогов выборов с точки зрения того, кто же конкретно отказал ей на этот раз в доверии. Согласно проведенным в день выборов обследованиям, количество поданных за лейбористов голосов резко уменьшилось не только среди лиц, принадлежащих к верхушке общества и средним слоям, но и среди тех, кто традиционно привык отдавать им свои голоса, т. е. среди основной массы трудящихся. Впервые за послевоенный период лейбористы сравнялись с консерваторами по числу про­голосовавших за них квалифицированных рабочих. Каждая из этих партий получили соответственно по 36 и 37 % голосов избирателей этой категории, партии Альянса — 27% .[62]

Почти аналогичная картина вырисовывается и при голосова­нии членов профсоюзов. И среди этой категории трудящихся лейбористы в 1983 г. не смогли получить даже половины голосов, собрав всего 39 %. Для сравнения отметим, что в 1964 г за них голосовало 73 % тред-юнионистов, в 1966 г — 71, в 1970 г. — 66, в 1974 г — 55 и в 1979 г. — 51 % 22. За партию тори было подано 32 % голосов членов профсоюзов, на 1 % меньше, чем в 1979 г., тогда как за социал-демократов и либералов — 28 %, на 15 % больше, чем за одних либералов в 1979 г[63].

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18